Борис Кейльман. Человек, которого ругают, хвалят, ненавидят и обожают. Он делает Грушинский уже в сороковой раз. И сделает. По-своему. Эта его несговорчивость и упрямый нрав – отдельная и длинная история. Есть в этой истории и не очень приятные страницы, что греха таить. И теперь у нас два фестиваля. Какой из них настоящий и лучший, каждый решит сам для себя в начале июля.
– Когда речь заходит о расколе фестиваля, частенько вспоминают ваш непростой характер.
– Когда это (раскол фестиваля. – И.С.) произошло, мы конкурировать никоим образом не могли, мы общественная организация, а там миллионы. Стоило только купить эту землю, на следующий же день во всех газетах, журналах на первых полосах писали – новый хозяин Грушинского фестиваля. И понеслось, на наши головы вылилось море грязи: жулики, бандиты. Все по схеме, рейдерский захват. О чем тут говорить? Причем тут мой характер?
– Но давайте вернемся к современной ситуации. У нас ожидается сороковой фестиваль – очень большое событие, думаю, вы знаете, что внимание к нему проявлено на высочайшем уровне. И не только историческое и культурное событие, но и политическое отчасти. Как вы к этому относитесь?
– Я в политике ничего не понимаю, от нее далек, поэтому на этот вопрос не могу вам ответить.
– Вы считаете, что Грушинский клуб сумеет остаться вне политики в этой ситуации?
– Конечно.
– Какова перспектива проведения сорокового фестиваля? Есть конкретные планы, имена?
– Мы сейчас много этим занимаемся, обсуждаем, рожаем идеи, новые вещи придумываем. У нас есть список – более ста знаменитых почетных гостей, которые с большим удовольствием принимают наши приглашения. И приглашения уже всем рассылаем. Мне приятно, что недавно пришла телеграмма от Сережи Никитина, они приедут всей семьей, с детьми, внуками – будет звездный семейный коллектив. Все очень тепло реагируют.
– В конце-концов, это их жизнь…
– Именно в это время исполняется 80 лет Александру Городницкому. Мы решили его дню рождения посвятить очень многое на нашем фестивале.
– Чествование Городницкого будет отдельной программой?
– Конечно. И грандиозной.
– А для меня как раз первый опыт КСП – это концерт Городницкого в «Звезде». Был 86-й год, или даже раньше. Когда гимном движения были «Атланты». Хотя сейчас более популярной считается «Изгиб гитары желтой».
– Митяев тоже приедет, мы с ним говорили. И Юра Шевчук обещал приехать. Все наши друзья. Наша задача – их достойно принять и разработать творческую программу. И не дай бог никаких там разборок. Мы зовем всех. Это общий праздник, и для белых, и для черных. Всем хватит места.
– Вы наблюдаете эту ситуацию с самого начала. Сейчас отношение к авторской песне и место КСП в нашей культуре как-то изменилось? Уходит эта культура, или все-таки есть новая кровь?
– Она не уходит, она стала менее популярной, потому что сейчас жизнь стала ярче и разнообразней, много других интересов. Раньше, кроме Грушинского, ничего особо и не было. Хотя и сегодня он не утратил своего значения. Мне нравится процесс, который происходит сейчас.
– Но считается, что именно у вас идет жесткое соблюдение формата, а организаторы «Платформы» более гибки и пытаются заигрывать со всеми аудиториями.
– Нет. Дело в том, что мы не преследуем таких целей. Жизнь рассудит, кто из нас прав. Это не наше. На эту тему у нас разгорелись дискуссии, когда впервые приехал Шевчук. КАК?! Рокер приехал на Грушинский фестиваль? Но этот рокер, он же талантливейший автор песен!
– И как автор и исполнитель во многом более состоятелен, чем рокер.
– Конечно. И когда была пресс-конференция, Юра ответил на какой-то из подобных вопросов, что песня, или есть, или ее нет. Все остальное не существенно. Мы не ставим рамок, нет такой цели. Как сказал Мао Цзэдун – пусть расцветают сто цветов.
– Я знаю, что вы недавно проводили презентацию в Министерстве иностранных дел в Москве, это значит, что будет какое-то международное участие в сороковом фестивале, или МИД заинтересован в дальнейшем продвижении Грушинского фестиваля на международную арену?
– Дело в том, что в МИДе очень тепло к нам относятся. Лавров, он же турист, он сам поет, ходит в походы. В сложнейшие водные походы. Он мне подарил книгу, там потрясающие стихи про походы, ощущения человека, который летит через безумные перекаты, скалы…
– Это же риск смертельный, сколько людей гибнет…
– Поэтому все это ему чрезвычайно интересно, и все его окружение… у нас была теплая встреча, и мы договорились, что на юбилей делегация от министерства обязательно приедет. Лавров сказал, что Грушинский давным-давно перерос рамки российского фестиваля и, конечно, он международный.
– Я знаю, что концерты Грушинского проходят и в США, и во Франции, и в Испании. А вы координируете международный уровень движения, или это все-таки какие-то местные группы активистов?
– Это местные группы. Я знаю, что в Америке проходит Грушинский фестиваль. В Израиле.
– А нет мысли провести сороковой Грушинский как слет фестивалей, позвав представителей разных групп?
– А мы всех и зовем.
– Я имею в виду позвать из других стран. То есть площадка для тех, кто приедет из Израиля, площадка для европейцев и так далее. Как Международная лига КВН проходит, например.
– Так и есть давно. Несколько лет подряд нам писал знаменитейший гитарист из Бразилии о том, что его мечта – сыграть на гитаре на Грушинском фестивале, но в последний момент его всегда что-то останавливало. Приезжал какой-то знаменитый профессор, музыкант из Швеции. Они все приезжают и все на равных. Грушинский – это город без прописки. Тут одна прописка – Грушинский фестиваль. Тут должно быть как можно меньше бюрократии. Просто не надо мешать прекрасному процессу.
– Но существуют ведь организационные моменты, от которых никуда не убежать.
– Безусловно. Но они не должны быть навязчивыми.
– С точки зрения организационной сейчас можно фестиваль рассматривать, условно говоря, как репетицию, форму подготовки к чемпионату мира, игры которого Самарская область должна будет принять. И здесь должны отрабатывать все – и скорая помощь, и железная дорога, и аэропорт, и размещение, и языковой барьер. Может быть, имеет смысл вынести этот вопрос на уровень правительства области, чтобы оно этим занималось?
– Так это всегда так и было! Сначала, когда руководил обком комсомола, все было понятно – они принимали активное участие.
– А на тот момент какое было взаимодействие с обкомом ВЛКСМ?
– Очень хорошее.
– Не было с их стороны давления, идеологического пресса?
– Нет. Они все понимали. Мы и сейчас с этими ребятами встречаемся с душевным теплом…
– А они, наверное, гордятся теперь, что были причастны к этому еще тогда?
– Да. Когда Титов стал губернатором, то руководил оргкомитетом председатель правительства Самарской области. Проблем у нас море, и мы все это всегда делали сами, но моральная и официальная поддержка необходима. Если случались какие-то проблемы, мы к нему (Титову) приходили. Потом был Казаков Виктор Алексеевич, он и сам на гитаре играл.
О роли Сысуева я молчу, это счастье для Самары, что был такой великий человек. Но когда началась эта жуткая история, все исчезли, и мы остались одни как в поле березка среди бури.
– С другой стороны, вы же показали свою жизнеспособность и в этих условиях тоже – самостоятельность и состоятельность фестиваля полностью доказаны. Как вы считаете, в чем дело – идея сильная в него заложена, человеческая жертва лежит в основе? Или это больше заслуга тех, кто сегодня в этом движении, тех, кто толкает его вперед сейчас?
– Я считаю, что традиция основана на чем-то таком настоящем, истинном, чего в наше время очень и очень мало. Мы просто идем навстречу общему движению. Сейчас жизнь устроена так, что главная ценность – деньги. Здесь по-другому, и это необыкновенно, как в известной песне – перед музой меркнет все, и должности, и звания. Раз в году хочется почувствовать себя независимым от всех наших «ценностей», и это удается, и это ценится людьми. Люди страшно переживают за фестиваль, помогают кто чем может. Лишившись господдержки, все опирается на народный энтузиазм.
Как-то общался с гостями из Абакана, и они рассказали, что, приехав на поляну, не знали куда идти. Подошли к первому попавшемуся костру, чтобы спросить, как тут жить. В это время у костра готовился обед, и с ними поделились, потому что на Грушинском фестивале нет чужих. Они рядом поставили палатку. Это было 20 лет назад. С тех пор они считают этих людей ближайшими родственниками, ездят друг к другу в гости. У меня об этом в книжке даже написано… Идут ребята молодые и рассуждают, что такое Грушинский фестиваль и почему все сюда едут, а я слушаю разговор: Один говорит: «Однажды шел я по поляне, и начался дождь, все тут же превратилось в жидкую кашу, я чувствую, что споткнулся и лечу в море грязи. И вдруг увидел, что десятки рук протянулись со всех сторон, подняли меня, поставили и пошли дальше, и я понял, что такое Грушинский».
– Это дорогого стоит. Вопрос другой… Никто из нас не вечен. Сейчас ведь Грушинский фестиваль в основном на ваших плечах.
– (перебивая) Нет.
– Но все же, вы ведь думали наверняка, что будет после вас?
– Вы знаете, был великий Утесов, его не стало, но жизнь продолжается – пришли другие музыканты. Был Райкин, сейчас его нет, но жизнь продолжается, принимает другие формы. Ничто не вечно, но сейчас, глядя, как живет фестиваль, как он поет, я вижу, что он трансформируется тоже как-то и без моего участия. Живет и растет сам. Только не надо, чтобы он попал в руки спекулянтов, которые будут на этом делать деньги.
– В этом как раз и проблема. Время другое и ценности тоже. Подобного рода глобальный проект и один из брендов нашей области… а если мы говорим про культурный пласт – это едва ли не единственное наше событие такого масштаба. Может быть, есть смысл в юбилейном году на двух полянах сделать один большой фестиваль?
– Когда произошел раскол, нам пришлось обратиться в суд, чтобы защитить свои права, и мы выиграли 12 судов! Сейчас наше авторское право защищено, а теперь… давайте все это похерим – и опять лыко-мочало начнем сначала?!
– Можно же передать эти авторские права в управление, допустим, области, чтобы правительство занималось и не возникало такой опасности?
– Суть Грушинского фестиваля – палаточный рай. Люди сами живут, общаются, поют. И этого дос-та-точ-но. Приезжайте и сами увидите!
Источник: