Из "живого журнала"
Пишет Татьяна Алексеева
ВЛАДИМИР БЕРЕЖКОВ И НАДЕЖДА СОСНОВСКАЯ (концерт 2 ноября 2012 г. в биб-ке им.Леси Украинки)
Это был не только сильный, но и очень живой концерт – из тех, что не распадаются на составные части, а дышат единством и цельным сюжетом. Я бы этот сюжет очертила как «дом и свет, дом и память, дом и возвращение».
Целостность – в отношениях, но само время концерта было всё порезано на кусочки, словно пирог на столе. Первое отделение начинала Сосновская, а Бережков сидел в зале среди зрителей и подавал оттуда свои реплики. Мостик между ними сразу повис через головы сидящих и соединил героев вечера, и завязалась общая история.
Надежда рассказывала о родительском доме, о маме и папе, пела посвящения им. В какой-то миг пояснила, что когда отец оброс внуками, его в семье все стали называть «дедом». – «И меня дедом зовут», – включается из зала Бережков.
Было видно, что они из одного мира, – не потому, что вместе прожили «Первый круг», а оттого, что история – общая, но по-разному увиденная и рассказанная.
«Май» Бережкова – детская душа покидает Рай, но несёт рай в самой себе – ту любовь и нежность, которой скоро одарит маму. Где-то в подтексте светится знание, что Рай – это полнота телесного воплощения. Без одухотворения матери-материи ему не бывать.
А у Надежды – сквозь все её песни – видна история обратная: душа, сбив ноги о камни, пройдя все мытарства, в Рай возвращается. Оплакав утраты, омыв слезами разбитый мир и близких, душа сохранила главное – самоё себя. Свою божественную природу и память о высоте, с которой упала.
Теперь она медленно поднимается в небесные чертоги. Знает, куда идёт. И ясно видит свой крёстный путь – из горизонтали и вертикали. «Горизонталь» – работа, неутомимый будничный труд. «Я исколола пальцы, но мне работу нельзя бросать…». А «вертикаль» – подъём по ниточке молитвы. Стальная паутинка веры, которой и латаются все заплаты, сшиваются разодранные края…
Такие разные, каждый – самодостаточен: Бережков и Сосновская. Но корни их песен общие – мистерия, религиозное действо, просвечивающее сквозь жизненный театр. Вроде рождественского вертепного представления.
У Бережкова – харизма «хозяина дома». Где бы он не появлялся – раскидывается невидимая (или видимая) скатерть-самобранка, смеются гости. «И я там был, мёд-пиво пил, по усам текло, а в рот не попало»… Байки и остроты, внезапные воспоминания. Способность хозяина-томады рассказать историю, слышанную всеми десятки раз, будто впервые. Полная невозмутимость, если на столе вместо поросёнка вдруг окажется жареный башмак.
И как награда – покой, радостный покой, нарастающий в сердцах приглашённых на пир. С каждой минутой в присутствии хозяина они чувствуют: всё под присмотром. При кажущейся неразберихе и суете праздника, у хозяина глаз на дремлет – «высоко сижу, далеко гляжу» (как Машенька выглядывала из-за спины у медведя, из корзинки с пирогами).
Надежде Бережков на концерте очень помог. Она, похоже, – перфекционист, всё хочет довести до совершенства. Но «хозяин дома» знает: совершенство – в движении. Разбили бокалы – несём следующие, пролили соус на скатерть – ставим туда тарелку с салатом и радостно вспоминаем, как в тысяча девятьсот лохматом году в таком же салате искупали важную персону. Хотя на концерте ничего не «проливалось», но каждый нюанс, который мог показаться Надежде шероховатостью, Бережков превращал в повод для праздника.
Это – жизнь. Она сильна способностью перелопатить неудачу в приобретение, из черепков создать редкостной красоты мозаику, а недоразумение превратить в комический сюжет, который будет радовать гостей не одно застолье.
И всё-таки сила «хозяина» – ничто без молитвы. Без красного угла и икон в нём. А это – епархия Надежды Сосновской, чьи песни все растут из молитвы и веры, какими бы бытовыми подробностями не были наполнены. Набирая высоту, душа все эти подробности как бы оставляет за плечами – в полёте всё уменьшается в размерах.
Для бережковской песенной души, спускающейся от покинутого Рая к земле, всё наоборот разрастается. Дивные тайнинские утки оборачиваются волшебными лебедями, на спине которых можно в свой Рай когда-нибудь переправиться снова. Мохнатый медведик возле святого Серафима – главный помощник, и увековечен на иконе… «И ведь мы все этого хотим – остаться, не исчезнуть» – поясняет Бережков.
Что же по-настоящему временно – жизнь или смерть? Ответов – сколько людей. Но именно эта мистерия была о жизни. О круговороте потерь, на которых прорастают цветы… Сами песни и улыбки – такие цветы, которые можно всем щедро раздаривать.
Под слоем бережковских улыбок любой немудрящий археолог найдёт и потери, и горечь, и выжженное дотла поле. Надя о разочарованиях и боли поёт открыто, распахивая душу Господу (и людскому сочувствию) – в жажде утешения.
Но самое чудесное, что в финале, отболев и отплакав, все взахлёб смеются романсу из спектакля «Первого круга», который Сосновская и Бережков поют дуэтом.
Смех – от радости, что всё само устроится. Пока мы есть – можно делиться душевным светом и любовью к жизни. А когда нас не будет, то всё равно мы как-нибудь да будем – в памяти, в делах, в энергии тепла, окутавшей оставшихся.
У «Первого круга» есть одна особенность, которая нерасторжимо связывает его участников (при всей их неповторимости). Может быть, она продиктована временем – существованием творческого объединения на разломе эпох, в последние годы перед «крушением империи». Почти все его авторы, так или иначе, хотели и смогли в своих песнях заглянуть за черту «жизни и смерти», дали голос и по-смертному состоянию души – и пред-смертному (а кое-кто – и пред-жизненному, как Бережков). Нашли свои небесные «корни» и увидели жизнь сразу в нескольких измерениях.
И до сих пор, когда встречаются и становятся рядом, зажигается тот свет, который высекают из людей только «рубежи» и кризисы. Для обыденной спокойной жизни достаточно деловых и бытовых умений. А разрыв эпох и открывшиеся раны можно лечить только мёдом души. Её необъяснимой способностью превращать в мёд пыльцу утрат и неудач.
Источник: